Мама, ты знала, что я люблю шелест страниц, кофе и осень? Люди боятся, что я убиваю птиц. Мне двадцать восемь.
Мама, ты знаешь, что я ненавижу людей, которые слишком часто проходят мимо. Я не читаю писем и новостей. Я убиваю. Это неизлечимо.
Я не умею петь и играть в слова, прыгать как кролик. Мам, у меня очень часто болит голова. Я меланхолик.
Часто грущу, замыкаюсь в своих же знаниях и предаюсь бесполезному самокопанию.
Я ошибаюсь так часто в своих вопросах, что задаю окружающим. Слышишь мам, я отличаю умело дожди и росы, и не смотрю отвратительных мелодрам.
Часто мечтаю упасть и лететь как птица, плавать как рыба и как мотылек сгореть. Как птица феникс, без права переродиться. В общем, мечтаю, по-прежнему, умереть.
Знаешь, ты можешь, наверное, мной гордиться. Ты мне не зря разрешила когда-то жить. Я нашел ту, за которую мне б разбиться, весь этот мир ей бы под ноги положить. Ей посвящаю кривые стихи и прозу, ей вроде нравится, к выходу не спешит. Кровью убитых птиц ей рисую розы. Вот ведь красавица, жалко, что рот зашит. С ней говорю постоянно о странных фразах, о километрах безумия, пустоты. Я прочитал очень много ее рассказов и у нее поразительные мечты.
Кровью на стенах мои для нее картины, мягкие двери удачно скрывают звук чьих-то ошибок. Какие же мы кретины... Наше общение - лишь через стенку стук.
Эти рассказы - лишь бред моих странных фантазий. Эти картины сквозь стены ей не видны. Нам остается неделя до эвтаназии. Мы ведь серьезно, оказывается, больны.
Мам, я пишу тебе, чтобы узнать решение. Знаю, что слезы текут с твоего лица. Мне интересно, даешь ли ты разрешение быть в новом мире с начала и до конца? Я ведь нуждаюсь в серьезной врачебной помощи. Я ведь за нею, наверное, и пришел. Я не хочу быть безликим как эти овощи, что ударяются лбами об хладный пол.
Я хочу жить. Хоть где-то, но по-другому. Это не жизнь, а пытка для нас с тобой. Мам, ты ведь знаешь, что я не дойду до дома. Он разминулся с моею, увы, судьбой.
В общем, надеюсь, что ты со мной согласишься. Смерть милосерднее этих врачебных мук. Ты ведь подпишешь? Ведь ты мне так часто снишься, с лезвием возле моих онемевших рук. Мамочка, милая, сильно не убивайся. Нет, не впадай в депрессии и не плачь. Я постараюсь смириться и ты старайся. Эта больница теперь для меня - палач.
Ты ведь меня запомнила одиночкой, тем, что с другими людьми никогда не бывал. Тем, кто слагал неумело пустые строчки и убивал, так талантливо убивал.
Мама, ты знала, что я не запомнил лиц, елей и сосен. Люди боятся, что я убиваю птиц. Мне двадцать восемь.