08. 05. 17
Через все говорящие головы,
Наши взгляды летят, и навесом
Восторженно приземляются
Куда-то, где память детства
Поёт на губах букву «о» -
барбарисовую конфету,
На сладость – полуденный сон.
Наши губы тянулись друг к другу,
Поверх гомона жёлтой кухни
Открываясь впервые в последний раз,
Чтобы сказать друг другу: я помню!
Я помню! Спасибо!
Ты сделал полукружистый взмах,
Носом взведя амплитудную непрямую,
И оборвав, как дирижёр – движение,
Когда, в тишине, замерев,
Слушает темноту
Напитавшего звуком зала.
Секунду, я думала, всё погибло
В винных бокалах, но -
И тут мы вместе
Поём
В тишине моего и твоего
Голоса
Полушёпотом нараспев
В безразличном (к) нам
Шуме и грохоте,
Буквы «о» делая больше,
Нанизав их на ряд
Знакомого образа:
Закончив на “-lum” –
Всё к букве «эл», как в «Лолите», сводится –
Я несколькими секундами
Беззвучно прошла мимо вас в дверь.
15. 05. 17
Что, если я – как он?
Что, если все стихи,
Как пропитанный болью бинт
или марля
Всегда неизменному
Инициалу будут посвящены,
Тонкий надрез по линии
Вверх и вниз,
Как качели,
Которых нет,
Только в этот раз я замечу?
Что, если я больна
Так же сильно, как он?
И не смогу отпустить,
Но и взять твои руки тоже
Уже никогда. Почему
Нёбо звенит, и скользит по своду
Против законов Земли,
Занесённых в учебники в виде буквенных формул,
Не спеша ледяное, но солнечное
Покалывание, будто внутри –
Шпажки игл радостно верещат
И щекоткой уходят в горло;
Целовать других можно бесчувственно.
Руки – аи – только с нежностью
Сопряжены. Потому смотреть на них
На столе, на них, рассекаемых мягкою формой
Чашки с остывшим кофе,
Что будет лишь завтра – необъяснимо
Уже сейчас думать об этом.
Руки, они – не мои, никогда моими и не были.
Лучше бы ты
Целовал её на моих глазах,
Чем в глаза и держал её за руки.
16. 03. 17
Прикурите мне свою сигарету. На выдохе
Вам тяжело от количества впитанного табака.
Во мне снова стеклянной раздражимостью дребезжит
Чувство жестокого одиночества,
Как если бы землетрясение
Раскололо стенки бабушкиного серванта.
Вероятно, выкуриваете до фильтра,
Пока и он трухой меж пальцев не разотрётся.
Пепел нетерпеливо стряхиваете.
Обуза.
Череда имён, ничего для Вас не значащих.
Моего нет, сочетание звуков, ещё меньше несущественного.
У Вас цитрусовые губы. Интересно,
Умеете ли ими целовать так, чтобы
Апельсины в ящике магазина
Вызывали бы у девушки дрожь по телу
от бриза по обожжённым плечам?
Забудется, проведёт рукою
по запотевшей материи пуховика,
стоя в отделе,
где рыбы на проходящих смотрят
студнем белка?
Вы уверены, что можете.
Ваше тело красиво на ощупь.
Через кожу проникнуть
к Вам в сердце бы,
Увидеть его нутро.
Почему-то мне кажется, что оно полое.
Или даже двумерное,
как картонная карточка,
вырезанная для папы
на двадцать третие февраля.
Синицы споют панихиду по нашему
неродившемуся ребёнку.
На окне – вкладыши с ракетами,
Звёзды в пальчиками расправленной
невесомости
Пахнет хвойным ветром,
Я растираю руками
еловую ветку,
пружинящие испечённым коржом почки у вербы,
ребристые пики мяты –
Я уперлась губами в фильтр,
Обеспокоенно пепел у сигареты отряхиваю.
Усталость.
28. 04. 17
Смотреть,
Как чистое блюдце
Соскользнув, потонуло
В мутном беззвучии чана.
С волокнами отвергнутой пищи,
Вместо водорослей – по бокам.
Считать спрыгнувшие
С воспламенённого алюминия
души дикого риса,
что предпочтут погибнуть
от холодной керамики,
чем от бурлящего пара.
Тереть правый глаз
и держать другой,
борясь с натяжением кукловода
И в приступе дурноты
Слышать прибой четвёртого часа,
Пока вывожу по поверхности неготового в пищу
Полумифические знаки к тому, что свыше.
Болеть,
Каждый раз ненадолго
переносить утрату земли под ногами,
переноситься сознанием
в тело с раковой определённостью,
ощущать несоразмерную возрасту
стягу между бровями,
чувствовать себя старой
в своей обескровленности,
на которую раньше краснела с живым раздражением,
каждый раз,
Когда видеть тебя
влюблённым
Не в меня.
29. 10. 16
Красная кнопка лифта
Цвета моей помады:
Словно лаком трёхдневной давности
Покрашена нерабочей рукой.
Ангел с лукавой улыбкой
В твой сон в тишине спускался;
Мои крылья непостоянны,
Я пришла бы к тебе по земле.
Зажмурены сладко веки
В удовольствии петербуржской квартиры;
Обряду американских Эротов
Вторит шёпот и треск огня
Come on, baby, light my fire
В уюте незнакомого дома,
В объятии новых губ,
Вечером будет любовь.