Однажды, гуляя по старым аллеям,
Когда в одиночестве стал я скучать,
Увидел вдруг старого деда в ливрее.
И стал я за дедушкой тем наблюдать.
Сидел на скамейке он с радостным взором,
С невидимым кем-то свой вёл разговор.
Событие то показалось мне вздором.
Хотелось мне знать, кто же тот фантазёр.
К нему я приблизился, словно воришка.
Да так, чтобы он не заметил меня.
Услышал, сказал он: - А помнишь, мальчишка,
Нам мало для игр было целого дня?
А помнишь ещё ты девчушку хромую,
Марусей звалась от истока рожденья,
Как мы, ребятня, в её душу больную
Плевали бездумно, греша в те мгновенья?
И кличку придумали ей, чтоб обидней,
Чтоб слёзы из глаз её вывести в свет.
Затем разбегались с улыбкой ехидной.
Она с мягкой грустью молчала в ответ.
В неё чем попало бросались мы на спор.
И не было дела тогда ни о чём.
Твердили, что с ней рядом быть всем опасно,
Иначе недуг будет в теле твоём.
Мы с ней не водились, другим запрещали
С Марусей-хромусей дружить навсегда.
Жестокие дети! Тогда мы не знали,
Что с этой Марусей случилась беда.
Она же на людях свой сломленный стержень
Держала спокойно - была как скала.
А дома весь мир был Марусей отвержен.
Все слёзы в подушку, бедняжка, лила.
Она с грешным миром боролась достойно.
Нас, глупых зевак, ни на миг не кляня.
Наверное, знала: в душе нашей гнойной
Недугов побольше, чем у затхлого пня.
А помнишь ли голос её? Нет? И я тоже
В то время Маруся молчала при нас.
Судьба, испытаний отмерив, похоже,
Ломала ей жизнь сотни... тысячи раз.
Что было, то было... Стыжусь я чрезмерно
Поступков своих, поверь, множество дней.
Что дальше с ней было, мне знать достоверно
Уже не пришлось, ведь с семьёю своей
С той улицы съехали мы в новый дом.
И я всё забыл. Взрослым стал. Жил свободно...
С Марусей мы встретились всё же потом...
В театре… играла она превосходно!..
Красивой актрисой, талантливой стала.
Особенный шарм был в её хромоте.
На сцене Маруся всё время блистала.
И я помешался на той красоте...
Сменил я работу, чтоб к Маше быть ближе,
Боясь подойти и начать разговор.
О, Машенька, Маша, прости мне, прости же
Тот глупый мой, детский, но дерзкий позор!
В театр устроился… тот, где Маша играла,
Порой получал невесомую роль.
Но чаще следил я за Машей из зала…
И грудь мне сжимала толь тоска, то ли боль.
Однажды она, уходя за кулисы
Сказала мне: - Здравствуй, друг старый, Егор!
И я как преступник, как беглая крыса
Сбежал. Я не смог поддержать разговор.
Спустя пару дней я, волнуясь, как мальчик,
С щеками, краснее рябины зимой,
Спустился в гримёрку к ней, в тесный подвальчик
С поникшей своею дурной головой:
- Приветствую, Маша... Прости, что сбежал
На днях от тебя... Я тогда не в себе...
- Ну, ну, - перебила она - Нужно в зал!
Тебе ли не знать, было всяко в судьбе.
Она улыбнулась, продолжив затем:
- Я зла не держу. Я давно всех простила!
С тобою других будет множество тем.
Так что же, Егорка, что было, то было?
- О, Маша, конечно, - спешил я с ответом -
Звонок прозвенел... Тебе нужно на сцену-
Духов аромат за ней кинулся следом,
А я, словно пьяный, держался за стену…
Мы с ней много времени жадно болтали
Улыбка её вдохновляла меня.
Она никогда о былом не страдала,
Меня ещё больше тем самым маня.
Спустя пару лет с Машей мы поженились…
Связала любовь нас невидимой нитью.
Чем старше мы с нею вдвоём становились,
Чем больше судьба нам дарила событий,
Тем крепче наш с ней становился союз…
Детей схоронили мы с ней…Стариками
Всегда вспоминали любимый их блюз…
И плакали оба, заливаясь слезами…
Но нет теперь в жизни Маруси моей…
Недавно покинула наши края…
Мне в мире людей без неё холодней…
Подругой мне стала вот эта скамья…
На ней мы с Марусей подолгу сидели…
Делились друг с другом впечатленьями дней…
О, Боже, когда устремлюсь я за ней?
Деревья, вон глянь, уже тоже истлели…
Душа моя тоже истлела… Боюсь
В неведомой дали с ней не повстречаться…
Я каждый свой день о прощенье молюсь!
Осталось лишь смерти моей мне дождаться…
Тот дед говорил с отражением в луже.
Оно, мне казалось, внимало ему.
Порой пожелтевший листок неуклюже
Ложился в ту лужу непонятно к чему.
Я, еле дыша, слушал дедушки повесть,
Совсем не заметив, как сел на скамью.
Проснулись во мне моя боль, моя совесть.
Я вспомнил тогда всех родных и семью.
И мне захотелось обнять крепко-крепко
Их всех и прощенья у них попросить.
Я спешно накинул на голову кепку
И скрылся, моля за всё Бога простить.