Мрак! Так темно, будто солнце никчемно погасло!
А в глаза мне залили не капли, а черную краску.
Мрак! Он потрогал меня сверху донизу скальпелем.
В голове так несносно мерещатся полосы пламени!
Тесно! Я в какой – то коробке, где так трудно дышать.
Я всегда торопился пожить, но сегодня помру не спеша.
Тесно! В этом ящике мало места для тоски или боли.
Но я сильный: смогу протянуть свои длинные ноги!
Тихо! Только грудь разрывая, сердечко колотится.
Но, скоро и это землетрясение навечно закончится.
Тихо! Только слезы стекают по складкам морщины…
И я все же, наверное, слаб, ведь не плачут мужчины.
Сука! Штаны и сорочка будут моей робой веками.
Хоть через минуты змеи в глазах станут дробовиками.
Я не родился в рубашке, но хотя бы в ней подохну:
Под выстрелы этих смертельных и тленных аккордов.
Сука! Останусь тем, кто убийственно жадно дышит.
И я кричу вам, но меня никто как всегда не услышит.
Сука! Скоро темень затянет меня глоткой Кракена.
И выплюнет на радость тем, кто бездонно оплакивал.
Я помню, меня нашли спящего трупом на остановке.
Я видел горящие очи родных, даже нудных знакомых.
Я умер, как пес, на обочине, псиной усталым, избитым.
Увидел мою могилу, дружок? Знай, где собака зарыта!
Помню, как на погосте я восседал перед поприщем.
А жизнь – это точно игра: то в ящик, то в перевертыши.
Я помню до дрожи отца, что песочек вслепую кидал.
Ему кричат «засыпай»! А ведь это я скоро усну навсегда!
Я помню набор прощальных стенаний, напевы, стуки.
Одни сходили с ума, другие сходили с петель, сука!
Я помню, как мать все хотела устроить меня получше.
И из-за толстых гвоздей не суждено мне никак наружу.
Помню, как хотел много травы и всего подороже.
Но сейчас моих ран не залечит, ни один подорожник.
И я стал богаче любого короля и сенатора ушлого.
Да, у меня ни гроша! Но ведь мне, правда, не нужно!
И сейчас в деревянном пиджаке я потерянно скомкан.
И, кажется, для него, увы, не было моей ростовки!
«Он был широкой души…» -да, это фраза надгробия.
А мне жутко и тесно, будто у меня клаустрофобия!
И, видимо, да, эта прощальная песенка спета!
А темень меня соблазнит, обнажив весь спектр!
Но я не один умру! Знайте, что вовсе я не один!
Со мной муравьи допоют этот несносный мотив!
Вы меня не оставите, знаю, ведь я нажива для вас.
И я живой труп, а значит скоро паршивый экстаз.
Всего какая –то пара минут, да, и уже тоски нету.
А вы любезно меня оголите прямо до скелета.
Больше мне нечего дать, ведь я беспомощный тут.
А трупоеды меня пощекочут, а после сожрут.
И их пир во время чумы вдруг сразу станет неземной,
Ведь в этой пищевой цепочки я самое слабое звено.
Какие мне свитки ворохом, какие мне бары тучами?
Ведь я сейчас Гоголь, а никак не Байрон и Тютчев.
Какие штрихи и наброски? Какие стихи или проза?
Когда ты лежишь и гниешь под могильными досками!
Какие уже тут репрессии, какие уже тут конвульсии?
Лишь только эта депрессия, что поглощает без устали!
Зачем нужны эти мелочи, когда раскурочен заживо?
Когда в кабинете черном даже нет замочной скважины!
И эти мгновенья удушья мне давно все выбили нравы.
Выхода нет только из гроба, да, сука, вы были правы!
Простите за все меня, за палитру небрежных оскалов.
Быть может когда – то разбил ваши надежды о скалы.
Я верю, что для вас был когда -то слабеньким светом.
Что в вашей жизни оставил хоть маленький слепок.
Простите. Мне так бы хотелось заново все поменять.
И я не хочу умирать! Боже, как я не хочу умирать….
И кислород на исходе, а я лишь измученный призрак.
Надеюсь, найду себе место хотя бы в будущей жизни.
И в колыбели посмертной теперь вдруг стало пусто…
Я жил, как умел, но сейчас уже труп. Все. Задохнулся.
Весна 2017. Когда я в следующий раз умру - положите мне, пожалуйста, что -нибудь острое в карман, может, тогда будет шанс выбраться. И да, никогда не забивайте гвозди до конца.