Бессонница. Я прячусь в календарь
(В девятый день бесчисленного года,
Где в датах - вечность). Из окна, как встарь,
Сочится ночь. Я молча жду восхода
И блеска от озябших фонарей.
Созвездья растекаются по карте
Бессмысленных и скомканных идей.
Я растворяюсь в призрачном азарте –
Мне не уснуть. Что сны, когда душа
В безумье начинает бредить тьмою?
Срываю лист, другой, передо мною
Пространство голубого миража:
Глаза ребенка. Не могу смотреть,
Как с детством обрывается невинность.
Я потерялась в числах. Словно медь,
В моей крови вместо железа – примесь.
Я расчленила сердце и куски
Сдала на срок в бессрочную аренду.
И, если бы не глубина тоски,
Я, может быть, поверила б в легенду
О том, что боль проходит и пройдет.
Но все не так. Она навек со мною
(Так никогда убийца не уйдет
От первой жертвы сломленной душою).
Я каждый раз в мечтах своих читаю
О новой жизни, о любви, борьбе
И не могу понять, как можно мне
Так глупо тратить время. Я считаю
Оставшиеся дни в календаре,
Но все обман, а значит, и мечты –
Лишь отраженье общей пустоты.
Я вечность разделила по числу
Заблудших душ на взятом промежутке;
И если прочность смотрят по узлу,
А личность друга узнают по шутке,
То то, что есть внутри, уже мертво.
Я ветер в вены запустила смело,
И я больна теперь. Мне все равно,
Когда разложат в кости мое тело:
Не мне любить его. Не мне страдать.
Умерший вряд ли знает свое имя.
На свете можно многое отдать,
Чтоб помнили, и жить потом с другими
В чужих и изуродованных снах,
Где ты не тот, где жизнь не та,
И воздух, и даже воздух, морщась от стыда,
Взирает с отвращением на прах,
В того, кто был когда-то человеком,
Кто жил, как все, стараясь спорить с веком
Или, не взяв от мира ничего,
Лишь только призрачно смотря в него.
Так смотрит месяц в небо под собою,
Или луна, зажженная чумою,
С улыбкой косится на тень земли.
Мы пропадаем так, как корабли,
Навеки пропадают под волною.
И жизнь – проклятье? Созданы на час
Мы тем, кто беззаботно правит миром.
И как Он может требовать от нас
Того, что только Богу лишь по силам?
Как Он способен оставлять листы
С заветами, но не давать нам знанья;
Зачем бессмысленно тревожить нам сознанье
Красою первозданной чистоты?
Уж лучше бы создал себе рабов
Бездумных. Эти муки хуже ада.
Как человеку, пусть и в сотне слов,
Сказать о белизне райскОго сада?
Понять душой? Зачем? Чтоб обрести
Покой. Покоя нет на этом свете.
Он и не нужен здесь. Нам всем нести
Один огромный груз, и даже дети
Как данность на спину его берут.
Душа и разум здесь несовместимы.
Мне не уснуть, а за окном идут
Лучи от звезд, и так необъяснимы
Те чувства, что стесняют эту грудь,
Но самый страшный час перед рассветом.
Я не боюсь, мой долгий, трудный путь,
Как вспышка, должен оборваться светом.
Меня молчать заставить было трудно.
Но жизнь меняет всех, и я молчу,
Но ведь у каждого есть хоть одна минута,
Когда терпеть не можешь. Я плачу
Своим страданьем за ошибку детства:
Начав однажды, сложно перестать.
Но страшно то, что все, что есть у сердца,
Кому-то надо вверить и отдать.
А у меня весь страх в одной привычке,
И в том, что больше не волнует кровь.
И так, как пиромана дразнят спички,
Я пропадаю от попыток вновь
Прожить все то, что увлекало ране,
И страшно, что теперь не в состоянье
Я больше наслаждаться глубиной
От ощущения муки и свободы.
Я пропадаю и хочу иной
Разрядки страстью за свои невзгоды.
Мне жутко перед светом миражей,
Как будто похищающих событья,
И в шелесте озерных камышей
Я слышу смех. И в час ее прибытья,
Ее, что снилась мне не раз,
Прикованная стеклами к бетону,
Смотрящая на свой последний час
Сквозь мутные глаза, я внемлю стону
Последнему, что вылетел из уст,
Замазанных коричневой отделкой;
И перед тем, как слышу тихий хруст
Пронзенной плоти, я слежу за стрелкой
На медленно шагающих часах,
И вечность измеряет мои вздохи.
Я над водой на скрещенных мостах
Испорченной, захваленной эпохи.
Я так груба, раз ненавижу дом,
Где для болезни выдумано слово,
Я принимаю мир, но личность в нем
Принять, хотя б на веру, не готова.
Мы личность стерли в моде и толпе,
Мы продали за маски наши чувства,
И я – никто, как и никто все те,
Кого навеки предали на буйство.
Мы проживаем жизнь в сплошной борьбе,
Борьбе за то, что называем ложью,
Мы эгоисты и одни в нигде,
В ничто стремимся, разрывая кожу.
Мы все устали, и неважно, кто:
Богач ли ты или простой рабочий, -
Устали внутренне настолько, что
Самоубийство не пугает больше.
Я закрывала веки много раз,
И я молила Бога не открыть их,
И, если бы ни страх, что скоро нас
За все осудят, если бы ни крики
О том, что вставить нож себе в живот -
Лишь только слабость гнусного отродья,
Я, может быть, была б мертва, а год
Все так же мчался б, накалив поводья.
И вот я здесь, сама не знаю где я.
Быть может, между прошлым и собой.
Однажды мама, стоя над водой,
Сказала, что придет, к несчастью, время,
Когда рыдать ты сможешь лишь без слез
И будешь рад хотя б одной надежде
На то, что сможет вырвать вдруг всерьез
Одну слезу из глаз сухих, а прежде
Целующую щеки каждый день
От счастья, от любви, обиды…
Я поняла теперь, что видит тень,
Отбрасываемая душой на сгибы.
Я подсмотрела миг сентябрьской ночи:
Я помню день, которым началось
Мое существованье. Это, впрочем,
Совсем неважно. Время прервалось,
И я ушла из дома без прощанья.
Я не клялась; мне чужды обещанья
О том, что не зависит от меня.
Всем легче жить, кого-нибудь виня
За то, чему на свете нет названья.
Я утопила жизнь в сплошном страданье,
Придуманном затем, чтоб от других
Хоть чем-то отличаться, пусть я в них
Когда-то признавала ту черту,
Соединенную с высоким – благородство,
Но видеть в человеке превосходство
Я над другими больше не могу.
Я знаю по себе, что значит сердце,
Способное на муку и любовь,
Но то, что заставляет меня вновь
Идти на преступление, вглядеться
В немую бездну, знать ее лицо,
Мне до сих пор никак необъяснимо.
Я выхожу в три ночи на крыльцо,
Где небо отмывается от грима,
И вспоминаю боль в ее ладах
И страсть в тональностях. И, если бы тут было
Хоть что-то от природы, на губах
Оно б давно померкло и остыло.
Так все слова о вечной чистоте,
Что я учила в уровень с любовью,
Навеки растворяются в мечте,
И слезы, капая, мешаются с росою.
И мне осталось только пасть под крест.
А листья, сорванные с слабых веток,
Бьют по лицу. Вмиг опадает лес,
Подорванный красой прощальных меток.
Я в плаванье отпущена без весел,
И я одна среди пустынных волн.
Вокруг лишь ночь. Она меня не бросит,
Хоть столько раз молила я о том.
Я не боюсь печального исхода
И не боюсь безвестного конца:
Все говорят о том, что есть свобода
Под властью неизвестного Творца.
Но страшно то, что здесь - средь тьмы и света -
Есть только ночь. Я вечно жду рассвета.