16. 03. 17
Прикурите мне свою сигарету. На выдохе
Вам тяжело от количества впитанного табака.
Во мне снова стеклянной раздражимостью дребезжит
Чувство жестокого одиночества,
Как если бы землетрясение
Раскололо стенки бабушкиного серванта.
Вероятно, выкуриваете до фильтра,
Пока и он трухой меж пальцев не разотрётся.
Пепел нетерпеливо стряхиваете.
Обуза.
Череда имён, ничего для Вас не значащих.
Моего нет, сочетание звуков, ещё меньше несущественного.
У Вас цитрусовые губы. Интересно,
Умеете ли ими целовать так, чтобы
Апельсины в ящике магазина
Вызывали бы у девушки дрожь по телу
от бриза по обожжённым плечам?
Забудется, проведёт рукою
по запотевшей материи пуховика,
стоя в отделе,
где рыбы на проходящих смотрят
студнем белка?
Вы уверены, что можете.
Ваше тело красиво на ощупь.
Через кожу проникнуть
к Вам в сердце бы,
Увидеть его нутро.
Почему-то мне кажется, что оно полое.
Или даже двумерное,
как картонная карточка,
вырезанная для папы
на двадцать третие февраля.
Синицы споют панихиду по нашему
неродившемуся ребёнку.
На окне – вкладыши с ракетами,
Звёзды в пальчиками расправленной
невесомости
Пахнет хвойным ветром,
Я растираю руками
еловую ветку,
пружинящие испечённым коржом почки у вербы,
ребристые пики мяты –
Я уперлась губами в фильтр,
Обеспокоенно пепел у сигареты отряхиваю.
Усталость.
28. 04. 17
Смотреть,
Как чистое блюдце
Соскользнув, потонуло
В мутном беззвучии чана.
С волокнами отвергнутой пищи,
Вместо водорослей – по бокам.
Считать спрыгнувшие
С воспламенённого алюминия
души дикого риса,
что предпочтут погибнуть
от холодной керамики,
чем от бурлящего пара.
Тереть правый глаз
и держать другой,
борясь с натяжением кукловода
И в приступе дурноты
Слышать прибой четвёртого часа,
Пока вывожу по поверхности неготового в пищу
Полумифические знаки к тому, что свыше.
Болеть,
Каждый раз ненадолго
переносить утрату земли под ногами,
переноситься сознанием
в тело с раковой определённостью,
ощущать несоразмерную возрасту
стягу между бровями,
чувствовать себя старой
в своей обескровленности,
на которую раньше краснела с живым раздражением,
каждый раз,
Когда видеть тебя
влюблённым
Не в меня.
14. 09. 16
"Ты помнишь меня?" шепчут
Деревья, протянувшие к небу
Шарнирные пики ветвей,
Пульс горных предплечий,
Сигарета в губах незнакомца.
"Ты помнишь меня?" произносят
Шаги по кофейному кафелю коридора,
Бруклинский мост как мерило,
Васильковые спины рубашек
В близорукой зелени взгляда.
"Ты помнишь меня?" поют
Соловьи в стихотворениях на бумаге,
Жёлтого цвета такси с глазами
Из бокового окна,
Темпоритмы сердечной мышцы.
"Ты помнишь меня?" кричат, торжествуя,
Чёрно-белые "мы"
В песочной ядрице кадра,
Моментум как указатель у жизни,
Тёплая тяжесть руки на моём бедре.
Однажды, глаза ощутят пургу
Годового экватора;
В охре тёплого бархата лампы,
В тонкой мужской рубашке,
Я прильну к тебе.
Персиковое дыхание
Коснётся твоей щеки,
Я проведу подушечками пальцев,
На которых свежим будет пепел сигареты,
И прошепчу с улыбкою во взгляде:
Ты помнишь обо мне.
29. 10. 16
Красная кнопка лифта
Цвета моей помады:
Словно лаком трёхдневной давности
Покрашена нерабочей рукой.
Ангел с лукавой улыбкой
В твой сон в тишине спускался;
Мои крылья непостоянны,
Я пришла бы к тебе по земле.
Зажмурены сладко веки
В удовольствии петербуржской квартиры;
Обряду американских Эротов
Вторит шёпот и треск огня
Come on, baby, light my fire
В уюте незнакомого дома,
В объятии новых губ,
Вечером будет любовь.